Из Алматы в сторону Шымкента самолёт вылетел в 18.34. На борту Ан-28 находились командир Геннадий ЦОЙ, Евгений Кутафин, авиаинженер Бейшибек АХМАТБАЕВ, акушер-гинеколог Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии профессор Талгат ПАТСАЕВ, врач-реаниматолог Научно-исследовательского института кардиологии и внутренних болезней Жанибек АРТЫКБАЕВ. В 18.53 воздушное судно пропало с радаров на удалении 28 километров от Алматы. Ан-28 был найден горящим, все пять человек погибли.

Расследование крушения с самого начала как-то не заладилось. По мнению отца второго пилота, Виталия Кутафина, который, к слову, в прошлом профессио­нальный пилот с налётом 2700 часов, следствие сделало все, чтобы найти того, на кого все можно свалить. И не сделало ничего, чтобы установить картину случившегося.

- Несколько раз все подводили к тому, что в случившемся каким-то образом виноват мой сын, при этом не было даже попыток выяснить, в чем конкретно он виноват, — говорит Виталий Евгенье-вич. — Следствие в отношении него было в конце концов прекращено до суда. Но начали расследование в отношении директора авиакомпании Виталия МАСАЛИТИНА. Опять начались какие-то нелепые выводы и заключения. В итоге — мимо.

По мнению Виталия Кутафина, никто не пытался понять, как вообще произошло крушение, что стало его причиной.

- По правилам расследования авиационных происшествий обязательно рассматриваются как минимум три версии. Первая — человеческий фактор. Это может быть ошибка пилота, ошибка диспетчеров, ошибка техников. Причём ошибка такая, что экипаж не имел возможности предотвратить случившееся происшествие. Следующее — технический фактор. Отказ техники настолько... ну, крыло отвалилось. И у экипажа, опять же, нет возможности предотвратить катастрофу. Третий фактор, который также обязательно должен рассматриваться при расследовании, — это внешний. Птица, гроза, молния, НЛО, что угодно. Все, что могло повлиять на полёт настолько, что экипаж не мог предотвратить последствия. Так вот третий фактор не рассматривался вообще. Его просто сразу исключили, и все, — обращает внимание Кутафин.

Вместо поисков реальной причины катастрофы, по словам бывшего летчика, следователи копались в допусках, разрешениях и прочих бумагах. Искали нестыковки, оперировали ими в судах.

- Все обвинения в адрес президента компании были сведены к доказательству нарушений им правил безопас­ности при эксплуатации воздушного транспорта, а также незаконного допус­ка к управлению воздушным судном лиц, не имеющих прав на управление таким судном. Следствие предъявило целый список фактов, якобы подтверждающих виновность президента компании Масалитина, но при этом в суде ни по одному пункту обвинения прокуратурой не было представлено причинно-следственной связи с катастрофой. Кроме того, абсолютно все доводы гособвинения судом признаны или необоснованными, или исполненными с нарушениями процессуальных норм.

Виталий Кутафин оперирует фактами, результатами экспертиз, которые есть в деле, но которые по каким-то причинам игнорируются следствием. Картина, которую он обрисовывает, получается не только логичной, но и объясняет многие моменты катастрофы.

Важный момент — маршрут самолёта проходил мимо военного полигона. У Виталия Евгеньевича на руках запись с диспетчерского радара и результаты экспертизы.

- Судя по этим данным, самолёт внезапно резко взмывает в высоту на 80 мет­ров, буквально за 3-4 секунды, то есть с очень высокой вертикальной скоростью, как будто подпрыгивает. Затем, теряя скорость, ложится на правое крыло, делает крен, отворот на 90 градусов, затем делает левый крен, опускает нос, делает полтора витка спирали с креном больше 60 градусов и, не выходя на связь, никого не предупреждая, становится носом в сторону Алматы, — делится официальными данными Кутафин. — После этого он ведёт себя как бумажный самолётик: вверх-вниз, вверх-вниз, и через 6 минут такого своеобразного полёта, зацепившись за провода, втыкается носом в землю.

Что стало причиной такого поведения самолёта? Почему экипаж не вышел на связь? Следствие этими вопросами не заинтересовалось. Между тем, по словам Виталия Евгеньевича, ещё в 2018 году трасолог КОЛЕСНИКОВ провел экспертизу. Она показала: часть стойки из дюралюминия, которая находится напротив второго пилота, среди частей упавшего самолёта отсутствует. Её нет ни в самолёте, ни на земле, куда он упал. Эксперт сделал вывод, что на эту стойку было воздействие предметом весом около кило­грамма, и этот предмет выломал часть конструкции. Можно предположить, что этот кусок дюралюминия валяется на земле в том месте, где случился предполагаемый удар в корпус самолёта. Однако поисками этого важного доказательства следствие вообще не озаботилось.

Второй момент, на который обращает внимание отец погибшего пилота, — медицинская экспертиза. Она показала, что в момент катастрофы второй пилот занимал нерабочее положение.

- Если бы он находился в рабочем положении: ноги на педалях, руки на штурвале, характер повреждений тела был бы совсем иной. Это говорит о том, что в момент падения Женя уже был без сознания. Кроме этого есть результат посмерт­ной экспертизы психоэмоционального возбуждения. Когда человек испытывает стресс, страх, волнение, организм выбрасывает адреналин, и его след остается в крови даже после гибели. У второго пилота этого следа нет вовсе, как будто он не падал шесть минут, не паниковал, не волновался и вообще не испытывал никаких неприятных эмоций. Командир экипажа находился в рабочем положении, и след адреналина в крови присутствует. Но, судя по нему, командир стрессовал не больше 10 секунд.

По версии следствия, самолёт под управлением двух опытных пилотов вдруг проделал в воздухе несколько необъяснимых кульбитов, развернулся в обратную сторону и медленно спикировал носом в землю. При этом никто из экипажа с диспетчерами не связывался, ничего не объяс­нял. Пике прошло в полном молчании и без всяких попыток исправить ситуацию. Версия малоубедительная, но тем не менее единственная, которую рассматривает следствие. В качестве причины крушения рассматривается вариант с плохой видимостью при посадке.

- Когда это случилось, диспетчеры связались с другим бортом, который подлетал к Алматы. Его попросили посмотреть, не видно ли где самолёта, объяснив, что тот пропал с радаров. Так вот командир этого борта, выйдя из облачности на высоте 1600 метров, сообщил, что осадков нет, видимость 10 километров. Это отличная видимость! Он наблюдал дорогу, движущиеся машины и через какое-то время увидел горящий на земле самолёт, то есть ни о какой плохой видимости речи быть просто не может. Более того, место, куда упал самолёт, буквально забито частоколом столбов, проводов, фонарей и т. п. А пятнадцатью градусами левее и на 500 метров дальше — прекрасное ровное поле — хоть “боинг” на нём сажай. Это к тому, что, будь кто-то из экипажа в сознании, он без проблем спланировал бы на это поле и посадил самолёт.

Подполковник запаса Виталий Кутафин видит все совсем иначе:

- Я предполагаю, что в самолёт ударил какой-то небольшой предмет, например дрон. Он выбил часть стойки из дюралюминия, разгерметизировал кабину, ворвавшийся воздушный поток оглушил, контузил летчиков — и самолёт потерял управление. Оставаясь неуправляемым, воздушное судно легло на обратный курс и продолжало снижаться вплоть до столк­новения с землей. Скорее всего, секунд за 10 до крушения командир корабля пришел в себя и попытался исправить ситуацию — этим объяс­няется его штатное положение в кресле и краткосрочный выброс адреналина в кровь. Однако времени для избежания катастрофы не хватило.

Что касается плохой видимости, о которой говорят следователи, то это опровергается материалами, также имеющимися в деле. Следователи почему-то не принимают это во внимание.

Есть у Виталия Кутафина версия и на этот счёт. Дело в том, что неподалеку от военного полигона располагается ещё один.

- Военный полигон, вдоль которого летел борт санавиации, в ответ на запрос сообщил, что они в то время не проводили никаких запусков и никаких стрельб, — говорит Виталий Кутафин. — Но там рядом есть другой полигон, о котором нам ничего не известно.

- Трагедия произошла, так в жизни, к сожалению, бывает. И риски мы знали. И Женька знал. Но теперь нужно не искать, на кого свалить ответственность, а найти причину. Я сам бывший военный и прекрасно все понимаю. Никто не требует рассекречивать то, чего нельзя раскрывать. Но ведь все можно делать законно и как-то по-человечески. Вместо того чтобы вешать всю ответственность на честного человека, просто признать, что случилось что-то непредвиденное. И расследовать это со всеми преду­смотренными предосторожностями.

Претензии Кутафина-отца к следствию во многом совпадают с позицией суда. Приняв во внимание все доводы, предоставленные защитой, суд оправдал президента авиакомпании, оставив за ним право на реабилитацию. Правда, воспользоваться им Виталий Масалитин не успел: после нескольких операций сердце остановилось.

Отец погибшего Евгения Кутафина говорит, что необходимо найти причину катастрофы. Это нужно для того, чтобы окончательно исключить возможность таких ситуаций в дальнейшем.

Одним из пунктов последнего решения суда указана необходимость начать расследование в отношении третьих лиц, чтобы всё-таки установить истинную картину произошедшего. Прокуратура правомерность выводов суда признала. Однако как идёт новое расследование и идёт ли оно вообще, потерпевшей стороне ничего не известно.

Злата УДОВИЧЕНКО, фото из архива семьи Кутафиных, Уральск